«Ученые хотят быть героями, а не подлецами». Часть 1. #медицина #medicine
О том, почему российская медицина отстает от мировой, и о технологиях, которые изменят будущее, — директор Института стволовых клеток человека Артур Исаев.
Иногда в обычной новостной картине дня, между войной и экономикой, появляются вести из параллельной вселенной: «создана искусственная хромосома» или «ученым удалось изменить ген, вызывающий анемию Фанкони». Для уроженца Дербента, президента первого в стране банка крови и директора Института стволовых клеток человека Артура Исаева подобные новости — часть работы. Ведь если знать механизмы, по которым работают наука и бизнес, то совершенно очевидно, что в будущем человечество ждет долгая прекрасная жизнь, в которой просто не будет места страшным болезням.
— В детстве я, как и другие дети, много кем хотел быть. Но всю сознательную жизнь знал, что буду врачом. В своих детских мечтах я создавал средство от смертельной болезни. Смерть как явление не укладывалась в моей голове, очень хотелось ей противостоять. И так случилось, что с раннего детства я точно знал, какой вуз выберу.
Санитар-оформитель и интерн-финансист.
— Сразу поступили
— С девятого класса я начал всерьез готовиться к поступлению в мединститут. Трудно представить, но я выучил наизусть, до последней запятой, восемь больших сочинений! Экзамены сдал прекрасно, но не поступил. Ректор лично показал мне мое сочинение — одно из тех, выученных. Там часть предложения была подчеркнута, и ректор сказал: вот, видите, здесь «лексическая ошибка». Это была неправда, и перенести это было тяжело. Я уехал работать в районную больницу в Ростовскую область, в село Песчанокопское. Должности санитара там не было, а была должность художника-оформителя, поэтому я там выполнял сразу две функции — санитара и художника.
— Вы закончили ростовский мединститут, проходили интернатуру по урологии. Шесть лет напряженных занятий — а потом вдруг ушли в бизнес. «Что пошло не так»
— Все пошло «так». Я поступил на второй год и был счастлив. Учился, полностью выкладываясь. Но шли времена перестройки! Это был вызов для всех. Начало 90-х полностью меняло жизнь и сознание людей. У меня был пример — мои родители. Они всегда были легки на подъем, не боялись перемен. Мама, с двумя детьми переехав из родного Дербента в чужой Ростов, сделала прекрасную карьеру в образовании. Папа всегда был предприимчивым человеком. Работал радиоинженером, потом перешел на железную дорогу и в тех рамках, что позволяла советская система, занимался бизнесом. К примеру, организовывал людей собирать урожай в ростовских совхозах. С 14 лет я и мой младший брат работали там с шести утра до позднего вечера все лето, яблоки собирали. Вечерами сил оставалось только на умыться и уснуть. Я заработал тогда безумные деньги, 2000 рублей в 1984 году. Родители, разумеется, мне их не дали, а положили на книжку, чтобы «купить машину». Там они благополучно и сгорели. Так что труд и бизнес в моей жизни были всегда. С первого курса что-то делал помимо учебы. Работал массажистом, разгружал вагоны. Мы с товарищем организовали кафе в университете. Студенту всегда есть на что потратить деньги: кино, кафе, цветы, девушки. Наверное, поэтому я всегда видел много возможностей заработать. Но при этом и мысли не допускал, что не стану врачом. Считал, что все остальное — временное.
— Нет ничего более постоянного, чем временное
— Именно. Появилось множество новых направлений, и мне все удавалось, будь то реклама или операции с ценными бумагами. К 94-му году мы с другом построили в Ростове успешную финансовую компанию, которая оказывала брокерские услуги. К тому времени я уже закончил интернатуру. И обнаружил, что все мои экономические знания — из журнала «Эксперт». Это был замечательный источник, но все-таки неполный, и я решил получить еще и экономическое образование. Переехал в Москву и поступил в бизнес-школу МИРБИСа — первый вуз в России, где давали степень MBA. Это были два с половиной года совершенно нового опыта. Но когда я получил диплом, начался кризис на фондовом рынке, он очень сильно мешал работе. И мы с партнером организовали компанию, которая консультировала в области управления и маркетинга. Тогда все руководители еще были советского образца и о многих вещах просто не имели представления: как эффективно управлять или строить рынок, как определить и выбрать успешную стратегию бизнеса, как подбирать управленческие кадры и так далее.
Миссия выполнима.
— И вы практически полностью отошли от медицины. Но потом вернулись — сотрудничество с РОНЦ имени Блохина, стволовые клетки, гемабанк. Кто вас вернул во врачебную науку
— Консалтинг оказался не тем, чего я хотел. У меня образовался богатый опыт в сфере управления, рынка, бизнес-развития. Плюс хорошие знания в области медицины и биологии. Мне хотелось все свои знания и опыт свести в одну точку, найти и реализовать собственный амбициозный проект. И это случилось в 2000 году, когда я встретил Юрия Верлинского. Об этом человеке могу говорить часами. Юрий был блестящим врачом и ученым, одним из первых, кто сделал огромный вклад во внедрение ЭКО в мире: в России, Украине, Белоруссии, США. Вместе с нобелевским лауреатом Робертом Эдвардсом Верлинский разработал и внедрил «преимплантационную диагностику» — она позволяет еще до зачатия просчитать генетические риски будущего ребенка. Именно команда Верлинского спасла от тяжелого наследственного заболевания Молли Нэш. Это известная в мире история о ребенке-спасителе: Верлинский и его команда выбрали в пробирке эмбрион, не несущий в себе смертельную болезнь — анемию Фанкони. Так был рожден Адам Нэш, который спас свою сестру: ей пересадили его здоровые стволовые клетки. На тот момент все это выглядело запредельной фантастикой. Я увидел науку, которая шагнула из теории в практику. И понял, что должен делать. Для какой миссии использовать все свои знания.
— Миссия Это не очень громкое слово
— Мы все вместе — а я нашел много единомышленников на этом пути — сосредоточены на том, чтобы понятные с точки зрения биологии достижения и открытия как можно быстрее ввести в практическую медицину. В этом наша миссия. В России мало людей, внедряющих новые идеи и науку в практику, мало опыта и знаний в области такого бизнеса и коммерциализации разработок. А путь от идеи или даже прототипа инновационного продукта и услуги до потребителя и рынка очень сложный. «Жизнь не бесконечна. Если у тебя есть мечта — иди к ней прямо сейчас»
— То есть вы нашли свой идеальный баланс между бизнесом и наукой
— Думаю, да. Было еще обстоятельство, которое меня подтолкнуло к «идеальному балансу», — проблемы со здоровьем в 2001 году. Я серьезно ощутил, что жизнь не бесконечна, потому что срок назывался вполне определенный: три месяца. Меня охватил ужас: три месяца! Почему я жил так, как будто это все навсегда Тогда я понял, что ждать нельзя — надо начинать сегодня. Если у тебя есть мечта — иди к ней прямо сейчас.
Герои, преступники и журналисты.
— И вы создали Институт стволовых клеток человека. Вы сразу решили, что это будет целый институт, а не лаборатория Огромный сложный многофункциональный механизм, в котором и наука, и бизнес
— Как вы яхту назовете — так она и поплывет. Исследования стволовых клеток — это всего лишь одно из направлений. Мы сегодня работаем в разных отраслях: регенеративная медицина, тканевая инженерия, сервисы и услуги в области медицинской генетики, генная терапия, репродуктивная медицина. ИСКЧ — самодостаточный организм, в котором науке и разработчикам помогают профессиональный менеджмент и маркетинг.
— Стволовые клетки стали модной и актуальной темой в девяностые. Почему вообще вокруг них столько слухов, мифов и страшилок
— Все новое несет не только возможности, но и угрозу. И между этими Сциллой и Харибдой — сознание человека. Для многих стволовые клетки — это священный Грааль и эликсир вечной молодости. Но при этом человек понимает, что, возможно, за все эти «чудеса» как-то нужно платить. Быть осторожным и консервативным — это эволюционное достижение нашего вида. Человеку лучше ничего не менять, потому что в этой точке своего развития он знает все плюсы и минусы и ему уже не так страшно, а любые изменения для него — стресс. Именно это и питает различные страшилки. Желтая пресса любит рассказывать о том, как «такая-то знаменитость умерла от стволовых клеток!», потому что такое читать будут все.
Но я вижу такую чушь в блоге прекрасного актера Станислава Садальского, и она расходится тысячью перепостов. При этом ни одного уголовного дела по факту «смерти звезды от стволовых клеток» не заведено, а общественное мнение уже сложилось и влияет на работу профессионалов. Приходит ко мне профессор Виктор Селедцов из Федерального университета Иммануила Канта и говорит: «Я после всех этих публикаций выгляжу преступником, когда прошу ректорат финансировать исследования в области стволовых клеток». Если общество не понимает, зачем мы работаем, то и государству нет смысла тратить на это деньги. Если окружающие считают, что мы делаем ужасные вещи, как наша наука может развиваться нормально Поверьте, люди, которые занимаются наукой, хотят быть героями, а не подлецами.
— Но именно СМИ формируют общественное мнение, и, как правило, это не научные издания.
— Раньше я реагировал очень остро на каждую публикацию. Сейчас понимаю, что с этим нужно просто работать — методично, передавая свои знания обществу всеми способами, включая журналистов. Но пока вместо этого у нас есть «образовательное» телевидение в лице Малахова. Или вот, из последнего: программа «50 оттенков. Белова». В прайм-тайм ведущая рассуждает о вреде стволовых клеток. Без специалистов и профессионалов. Встает некто и говорит, что стволовые клетки — это ерунда, а вот «клетки-пептиды» — это да! Он втирает эту панацею себе в голову и глотает за полчаса до еды и уже вылечил себе диабет, облысение и отрастил новые зубы. И вся страна слушает этот невежественный бред. Спрос на глупость
— А как бы вы объяснили смысл понятия «стволовые клетки»
— Стволовые клетки — фигура речи, аллегория. Некий источник, из которого теоретически можно получить все многообразие наших клеток, тканей, органов. В практическом здравоохранении используется огромное количество разных типов клеток с признаками стволовых — из костного мозга, жировой ткани, кожи, костей. Их использование на практике связано с желанием принести пользу, а не «вред за большие деньжищи». Конечно, у любого лечебного средства, в том числе на основе стволовых клеток, имеются риски применения. Узнавать эти риски — тоже часть сложного процесса внедрения препарата. И я со всей ответственностью заявляю, что никакой чрезмерной опасности — выше, чем у других лекарств, — у препаратов из стволовых клеток нет.
— А как вообще должна выглядеть связь «ученый — потребитель»
— В идеале в каждой стране есть специальная служба-регулятор, которая принимает решения по лечебным средствам, выдает регистрационные удостоверения, контролирует долгую дорогу внедрения экспериментального лекарства в практику. В английском минздраве, например, есть специальная служба, которая занимается регулированием всего, что связано с репродуктивными технологиями, эмбриональными стволовыми клетками, клонированием. Одна из важнейших задач этой службы — понять отношение общества к тому или иному направлению работы ученых с точки зрения моральных аспектов, узнать, в чем люди видят проблему. Другая важнейшая задача — разъяснять обществу пользу, значение и перспективы новых технологий в этой области. В России, к сожалению, ничего подобного нет. Мы стараемся работать с журналистами, но глупость и невежество пока пользуется большим спросом. #medica_mente
Источник: